Мне очень понравилась цитата из интервью с историком Андреем Зориным. Не ручаюсь за его звание или значимость в историческом сообществе - сам первый раз о нем слышу. Но уж очень точно совпадает с моим ощущением происходящего.
...
- B русской политической культуре признак сильного царя — не просто способность одерживать победы, а способность превращать поражение в победу. То, что мы наблюдаем сейчас, война — это попытка такого превращения?
— Да, безусловно. Для русской культуры характерно постоянное ощущение смертельной опасности и угрозы, которая преодолевается драматическим преображением и прорывом. Кроме того, как точно сформулировал Владимир Шаров — я думаю, один из крупнейших русских писателей последних десятилетий, — русские властители делятся популярным сознанием не на легитимных и нелегитимных, а на настоящих и ненастоящих. Настоящий царь, настоящий вождь, настоящий лидер — это тот, кто получает страну на грани гибели — и приводит ее к триумфу.
Возьмем войны, канонизированные русским государственным нарративом. Начало XVII века: поляки в Москве, Минин и Пожарский создают ополчение и выбивают их оттуда. Начало XVIII: Северная война начинается разгромом под Нарвой, который заставляет Петра перевернуть всю страну и в конечном счете приводит к Полтаве. Начало XIX: Наполеон занял Москву — а потом русские взяли Париж. Гитлеру Москву взять не удалось, но он подошел близко к ней. Первые месяцы 1941 года были катастрофическими — а потом мы пришли к Победе.
Официальная российская идеология и пропаганда выиграла битву за интерпретацию событий 1989–1991 годов. Они оказались представлены не как освобождение России от неосталинистской диктатуры, советского коммунистического и имперского наследия, а как поражение от Запада в холодной войне. Причем поражение, которое нанесли самым худшим из возможных способов — обманом.
В нашем общественном сознании укоренилась не вполне артикулированная мысль, что между Россией и Западом существовал какой-то контракт: Россия распускает империю, а за это ее куда-то берут. Куда — не очень ясно. В «цивилизованный мир», в сонм «нормальных стран». И мы сразу станем жить «как во всех цивилизованных странах» — существовала такая формула. Но нас обманули. Мы свою часть контракта выполнили, а они нет. Нас кинули. Именно это было тем поражением, которое требовалось превратить в победу. Это была важная опора «настоящести» нынешнего политического руководства, что, собственно говоря, не только не скрывалось, но многократно подчеркивалось. И вот эту риторику все наблюдатели, включая меня самого, как-то проспали.
— Есть все-таки принципиальная разница: вражеских войск в Москве или под Москвой ведь не было. Требовалось какое-то усилие ума и воображения, чтобы уподобить одно другому.
— Я поэтому и говорю, что это была победа официальной интерпретации над исторической реальностью. Понятно, что причины коллапса СССР были внутренние: экономический провал, военные неудачи в Афганистане, этнические конфликты на периферии и еще целый ряд факторов привели к полной делегитимации системы. В то время как Запад до последнего момента надеялся на то, что СССР удастся сохранить. Политические лидеры там предпочитали иметь дело с одной ядерной страной, они боялись распада Советского Союза — тому есть масса свидетельств.
Но в этом и суть такой реинтерпретации: распад империи нужно было истолковать как поражение и унижение, нанесенное внешними силами.